Дорога в Хабаровск была долгой, длиной в пол-жизни. Мы предприняли её тогда, когда твердо были уверены, нет, не в успехе (мы понятия не имели, какая истина нам откроется) , а хотя бы в безвредности нашей акции для окружающих. Пусть не на 100%, пусть без гарантий. Натолкнул нас дядя Валера, старичок уже, но для нас всё ещё молодой солдатик и бульдозерист. Новая пристройка Белорусского вокзала была самой демократичной гостиницей в столице. Пердуны из ПолитБюро сюда ночью не заглядывали, и это было хорошо. Поздним вечером уборщицы мыли пол, и невальяжные гости столицы валились, препираясь друг с другом, на заранее облюбованные места. Чисто, сухо и очень гладко. Разрешалось передвигаться по вольной и обширной стране только депутатам - придаткам Верховной Голосующей машины, на сессию и домой, разрешалось посещать нашу необъятную только иностранным туристам, под зорким оком и не отдаляясь от Садового, но всем остальным полагалось сидеть дома и выполнять решения партии и правительства как раз на те сто с небольшим процентов. Что нас с Фёдором занесло туда, и не припоминается. Вблизи от входа наши глаза встретились, и... Он узнал нас, но мы оба ещё раньше, вычислили, что и он узнал, и что даже чего-то боится. Он был выбрит и умыт, но невыспанные глаза, воротник на рубашке и помятые брюки сразу выдавали его приезжий статус любому, а не только нам. Причёска и обувь тоже не отличались, но русским это было простительно, тем более в его возрасте. На вокзалах можно было и умыться, и побриться, и даже почистить обувь, а вот поспать...

- Дядя Валера? Вы?

- Ой! Ребята... Федя, Слава! Какие вы!

- Здравствуйте, дядя Валера! Мы так рады. Ну и встреча. Тесновато в Союзе будет.

- Ой! Ребята! Вот так увиделись. Как вас теперь...

Федор был в новом костюме, пуловер искрился какими-то модными блёстками, и дядя Валера даже застеснялся. А вспомнить ему было нечего.

- Ну что вы, дядя Валера! Какое может быть отчество! Всё равно оно у нас новое.

Брат поскользнулся, выдал себя, но тот просто не заметил, не обратил. Не такие уж мы оба идеальные конспираторы, и если быть внимательнее, подольше пообщаться с нами, да ещё знать, что искать. Впрочем, мы тоже можем смекнуть, что идёт поиск, и принять меры. Дядя Валера не искал, он просто беседовал.

- Да что же это я. Здравствуйте, ребята!

Он протянул обе руки, легонько чмокнул, мы ответили, позволили и то, и другое.

- Вы куда-то собрались поехать?

- Нет, дядя Валера. Мы давно уже местные, москвичи. Вы в дороге, видно.

- Я - да. Третий день самолёты не летают. Не циклон, а циклонище. В Ашхабад мне, домой. Хотел скорее, думал, поездом пока чух-чух...

- Понятно, погода действительно нелётная. Когда рейс обещают?

- Завтра в семь отсюдова, то есть от аэровокзала. Если вылетит, конечно.

Мы не переглядывались с Федей, по-своему обменялись. Мы как бы тоже прошли через толчею в аэропортах, через бессонные ночи, проведённые на ногах. И всё же я спросил:

- Здесь, выходит, лучше?

- Конечно, лучше, на Белорусском. Милиция зря не гоняет, не будит.

- Дядя Валера! А пойдёмте к нам! До утра времени много, выспитесь у нас. А утром сюда хоть как успеете. Позвоним в справочное, и всё. Может, и ещё придётся подождать, в ногах правды мало. Что вам мучиться на вокзале?

Видно было, что он обрадовался.

- Да мне не сюда же, к аэро-, к аэ-ро-вокзалу.

Он видно, поперхнулся от волнения. Или зевота прорвалась. Три ночи всё-таки.

- Да мелочи это. Что говорить, пошли. С собою что?

Он был всё-таки бывалым солдатом. Ничего с собою. Встал и таков, по-суворовски. Вещи в камере хранения на аэровокзале.

Поехали к Феде. Марфин переулок хоть и не близок, но мы не торопились. Утро, конечно, придётся встретить в темпе. Ещё не было одиннадцати, а гость уже искупался, и мы пригубили по первой. У Фёдора были небольшие домашние торжества, связанные с новой должностью, потому он выглядел в тот вечер подобающе. Салаты он забыл убрать в холодильники, и они чуть подались. Бабьё могло и почуять что, но мужикам сойдёт. Сыр с пресловутыми зелёными прослойками дядя Валера поначалу игнорировал, но мы с Фёдором показали, как правильно им закусывать под водочку, и проблема исчезла. Он почти всё и умял. Человек всю жизнь чему-либо учится. Вы умеете интеллигентно кушать омаров за праздничным столом? Знаете, за какую вилку когда держаться? То-то же. Омаров, правда, слопали ещё до дяди Валеры. Фёдор с женой был в очередной ссоре, и упросил, просто упросил её провести празднество. Вспомнил я, мы же провожали её к матери в Смоленск. К Фединой тёще то есть.

Мы оба уже как-то научились вести себя в компаниях без особых хлопот, связанных... Ну, понятно, с чем связанных. Повзрослели, оба знали свою норму. В сугубо мужские пьянки попадали редко, научились сачковать, пропуская. Если с женщинами, там проще, там всем нужно меньше. А веселить разухабистые компании мы умели с детства. Тамады-близнецы, где вы видели такое? Персона крата. Убедили дядю Валеру, что мы оба уже-уже весёлые, нам завтра на ответственную работу, я, когда произносил это слово, сделал голос полевитанистее, но дядя Валера не отказывался. Халявный ужин, халявный ночлег, если есть большие радости в жизни, так их ещё поискать надо. И заслужить-заработать.

Мы с Федькой налегали на жратву, подавая пример дяде Валере, чтоб не стеснялся. Если гости съедают всё, значит, хозяйка скупая. Про омаров я, конечно, пошутил. Откуда они у нас? Только Федькин начальник и едал за границей. Но зато как рассказывал! Я планировал до понедельника попитаться у Фёдора, в то время готовился ко второму браку, просто был технический перерыв. Что, сыр кончился? Федя, я холодец сейчас принесу, там и горячее подоспеет. Федькина поехала не столько к матери, сколько к любовнику, я знал об этом, и Федька знал, что я тоже знаю. Да чёрт с ними, с изменами, мы оба тоже не ангелы, только половины наши могут лишь догадываться, а мы знали о наших половинах всё точно. А ещё флирты, лёгкие, тяжёлые. Ах, Вадим Николаевич меня сегодня ущипнул за попку. И вчера тоже, два раза. Нравится вам читать такие мысли? Сама же и вертелась, подставлялась. Этот пердун Вадим Николаевич всех подряд за попку щиплет, и кроме этого ему от женщин больше ничего не нужно. Не из-за попки я первой своей лишился. И даже не из-за любовника-таксиста. Не гуляла же моя Людмила, просто пошаливала. Поза нашу семейную жизнь сгубила, новая поза, которой напрочь не было в Камасутре. Фантазёр был таксист! Замечал я, что она эту книженцию перелистывает, да ещё, стыдясь, от меня прячет. От меня - прячет! Посмеялись мы с Федькой, когда с ним поделился мыслью, а сам без вопросов выпытал-выведал у Людоньки своей, что это за штуковина такая, поставил-загнул её в эту же букву Зю. Через день снова повторил по-таксистски. Бросила она вскоре своего водилу... и меня тоже. Лишил я её праздника! Потому что любая новинка с законным мужем в их понятиях является извращением. И где он, негодник, мог такому научиться? Ведь и в Камасутре нет! Не гнал я её, мог бы продолжать эту сладкую каторгу. Устраивала она меня, по любви всё начиналось. Не с кем ей стало перезваниваться, не для кого прихорашиваться - потому что сладкий ресторанный торт вдруг превратился в чёрствый сухарь. Такой же домашний. Отвлёкся я по пьянке, кривые мысли вдоль кривых извилин. Строчка для стиха, для застольной песни.

Фёдор в основном вёл разговор один. Впрочем, пока ничего новенького, интересного. Где да как да с кем. Дядя Валера - уже дважды дедушка, мы оба поздравили его от чистого сердца и чокнулись. Его отцу не довелось, так пусть сыну достанется. Чувствовалось, что он любит своих внучат, гордится ими. Все дедки-бабки такие. Средняя дочь живёт в Туле, от неё и летит родитель. Мы разогрели и докончили оставшихся у Федьки индюков, я думал, они задержатся до завтра-послезавтра, ну да ладно, такая встреча поважнее новой должности. Разговор всё больше и больше поворачивался в прошлое, к Ашхабаду.

Мы рассказали дяде Валере, как нас после землетрясения перевели в детдом в Воронеж, тогда он был за городом, а теперь глубоко внутри городской черты. Там нас усыновила семья директора этого детдома, своих детей у них не было, мы получили новые фамилии, новые отчества, "стали новыми людьми", - сказал дядя Валера, и мы снова чокнулись. Родители перебрались в столицу, когда мы заканчивали школу - у отца нашего нового восстановились связи с родственниками, которые были в чинах, они перетащили нас всех, дали квартиру, отцу дали должность в министерстве, тогда чиноград ширился и ширился, а конторы плодились. Отец работал толково, как мы это понимали, но уже похварывал, и помочь ему было нельзя. Мать наша, которая вырастила и воспитала, жива, но плохо видит, живёт у дочери, такой же приёмной, как и мы с Федькой. Живёт здесь же, в Москве, мы, хоть и нечасто, навещаем её.

Дядя Валера живёт там же, в том же доме. Первый раз он его просто починил, как мог, а на шестой год перестроил капитально. Вы бы и не узнали, - гордо заявлял. Пришлось чокнуться и за дом, и за его новую жену, и за первенца, и далее, и далее. Мы оба потихоньку пропускали, но где дорвавшемуся до сытного стола уследить за нами. Я приготовил ещё пельменей, чтоб попроще да побыстрее, холостяцкий затянувшийся ужин, а когда оторвался от плиты, Федька перекинул: "Он чего-то боится". Стали выяснять.

Что такое телепатия? Знаете? Ни черта вы не знаете! Под этим словом спрятано столько понятий! Ни мне, ни Фёдору диссертаций не сочинять. Принципиально не будем печатать ни строчки. И если есть на свете другие, такие же аномальные, как мы, или по-другому, тоже не дождётся мир от них публикаций. Для нас это вопрос выживания, не жизни, а всего лишь выживания. Когда дело касается жизни, человек может совершить подвиг, броситься на амбразуру, как Матросов. А когда затронуто именно выживание, остаётся таить, таиться, притворяться таким же, не высовываться никоим образом. И ещё собирать информацию.

Как мы её умеем собирать, полный молчок. А основы теории для чайников - пожалте. Процент вранья - не нулевой отнюдь, но какой точно, вам лучше не знать вообще. Братик-вралик - это я в детстве. Чего хотите от меня взрослого? Да и понятий нужных в русском языке, как и в других, просто нет. Как передать те ощущения, которые захватили нас в Ашхабаде, когда мы, малыши, всего-навсего накушались кураги? Как слепому объяснить, что такое линия горизонта, что такое цвета радуги, почему японский мальчишка может отличать 256 оттенков красного цвета, а компьютерный художник - все 16 миллионов всех цветов, вместе взятых!? Ведь это и зрячему суметь втолковать надо.

Один человек мыслит, назовём - испускает мысль, другой человек её, опять же назовём, воспринимает и сохраняет у себя в мозгу. Просто? Ничего подобного. Фонарь испускает свет, и он видим всеми. Ложь это! Свет фонаря видят только те, у кого есть исправные глаза, да ещё если смотрят они в сторону фонаря. И чтоб фонарь не за углом. Иначе это уже отражённые мысли. Да не мысли, а лучи, выпил, вот и путаются они. Мысли, конечно. Это было первое уточнение. А если не фонарь, а радиостанция? Кто забыл школьные учебники, подтолкну ваш мозжечок. Сориентирую его. Ключевое слово - длина волны. Услышит каждый, кто настроен на эту длину волны. Но их много, длин. Чтобы перехватить или принять шпионскую радиограмму, нужно знать и частоту волны, и расписание передач. Три минуты молчанья. Просто подумайте и помолчите, варианты следуют один за другим. Настроили свой гетеродин или как его там на нужную волну? Ах, не слышно? Треск какой-то? Это могут быть помехи, а может быть просто другой код. Китаец-шанхаец не понимает на слух китайца-пекинца, хотя оба, хоть их перережь, считают себя китайцами и могут общаться. Пиша, то есть рисуя иероглифы.

Есть прибор, который реагирует на интенсивность радиоизлучения независимо от длины его волны. Я же не технарь, могу и ошибиться. Можете считать, что я уже привираю. Тенденцию улавливаете? Расползается единое, расщепляется понятие. А шпионов в фильмах так и ловят. Этот - за ключ, а тот - за прибор-индикатор, и дверь выламывать, потому что фонит сильно. Видели вы прибор, определяющий хотя бы интенсивность мыслеизлучения, без расшифровки, о чём эта мысль? Понимаю, что некоторых по-пролетарски корёжит, но я предупреждал, что слепому понять зрячего будет трудно. Термин "мыслеизлучение" новый, но хоть понятный, надеюсь. Дальше, кто сказал, что то место, которым человек думает, фонит, как радиопередатчик? Опять подсказываю: ключевое слово - "телефон". Соединены двое проводом, каналом, чем-то ещё, и общаются, либо в одну сторону, либо в другую, либо в обе, и тут снова ветвление. У меня есть мысль, и я её думаю (прости, мартышка Успенского, плагиат), но я не обязан делиться именно этой мыслью с кем-то ещё. Фильтр - ещё одно ключевое слово. Считайте, что работу мозга живого человека остановить нельзя, примем за аксиому, кишат мысли постоянно, но выпускает тот, кто в телепатии передатчик, только определённые из них, только по определённому каналу, только в определённом коде, только определённому тому, кто в телепатии приёмник. Пусть сумеет прочесть, предварительно настроившись. Это когда телефон. А когда вокзальное радио?

Дальше хуже. Не хочется, а придётся сказать. Лежат в сейфе деньги. У хозяина исправный ключ, тот берёт купюры, складывает в сейф, запирает, а когда надо, отпирает, отсчитывает суммы и выдаёт кому захочет. Обычная ситуация. Подсказка: деньги - это мысли, сейф - это мозг. Половина из вас уже допёрла, что ключ можно подделать, а сейф можно взломать. Какой это по счёту вариант телепатии?

Дальше ещё хуже. Можно подложить в сёйф фальшивые денежки. Или настоящие, но не в тот сейф не тому владельцу. Фальшивых мыслей наверное не бывает. Каждая мартышка думает, что думает свою собственную мысль, а эту мысль ей ненавязчиво внушил, кто? Телепат, обладающий данной разновидностью телепатии. Внушения, другим словом. Если не отказываться от термина, не искать ему замену.

До сих пор ещё можно было хоть что-то объяснять. Ну, а если чуть-чуть глубже. Очень молодая наука психология, только подбираться стала. Какие у неё инструменты да методы? Пациенты в психушках да добровольцы-студенты, которые любому соискателю вывалят именно то, что он и ожидал получить. Чумаки-Кашпировские благоденствуют. Мысль - вроде как функция сознания, а сознание - вроде как пена на поверхности глубочайшего океана чего-то абсолютно непонятного, просто обозначенного термином подсознание. Да хоть как назови. А ведь каждый океан не только пену, но и течения имеет, и слои там разные, термоклины. Добавлю живность в нём всякую, корабли под парусами, льды, острова, материки. А чтоб добить, замечу, что имеет океан дно, хоть ты тресни. А под ним граниты, базальты, магма. Само дно рельеф имеет и треснуть может... Три слепых слона изучали человека, и все сошлись на том, что он плоский. Что хотели получить, имея только метод научного тыка тяжеленной ногой?

Мы подливали гостю, подкладывали свеженькие блюда, задавали разные наводящие вопросы, но слушали не столько ответы, сколько то, что он хотел утаить. Картина вырисовывалась, вырисовывалась и наконец прояснилась. Выкачали из человека, который когда-то собирался стать нам отцом, всё на свете.

Кажется, в четвёртом часу он заснул, а я провел свою очередную бессонную. Брат начал похрапывать, и я не мог заснуть. Не из-за его храпа, а из-за его пьяных снов. Фонит какую-то чушь, но вот выключить - не получается. Только убить. Шутка. Шутка-шутка, только мне придти на работу свежим как огурчик уже не получится. Фёдору что было бояться - новоиспечённому чиновнику не зазорно задержаться, но он не опоздал. Сначала отвёз зевающего дядю Валеру в аэровокзал, потом меня на мою службу поганую, и ещё время у него должно было оставаться. По дороге я вспомнил про Гулю:

- Дядя Валера, а Гулю вы помните? Соседская девочка?

- А что её помнить? Даже подарки ей из Москвы везу.

- Расскажите, дядя Валера, - это Федька, сообразил, в чём дело, отвлёкся от руля.

- Что рассказать, не знаю даже. Бабушка она уже, у них, у туркменок, всё быстрее происходит. Торопятся они жить. Не то что мы, шель да шевель. Пятеро детей у неё выжило, и шестой вроде намечается, и внуки появились. Игрушки своим любимцам заказала, бери, говорит, самые большие да самые красивые. Красный цвет они все любят. Половину моего багажа заняли, даже больше. Но ничего, не тяжёлые, довезу. Прилечу, встретят, две машины у них.

- А где она живёт теперь? - перебил я.

- Да где, там же. Родители её померли, она теперь хозяйка в доме, да две дочки помогают. Муж у неё какой-то дальний родственник, из деревни, к ней жить перешёл. Редкость это у туркменов, чтобы жена привела в дом, а что родственник, не редкость. Оттого, наверное, и детишки не выживают...

- А сам дом? С ним всё нормально? - Федьке тоже было невтерпёж, перебил.

- Да всё нормально. После землетрясения цел остался, ну, времени-то много прошло, тоже ремонтировали. Крыша новая. Когда второй её сын, Ара, срочно жениться собрался, хотели поначалу пристройку делать, но потом всё-таки новый дом ему построили. Я ещё место планировал, последний год на бульдозере тогда работал.

- Так дом стоит, не сгорел, не обокрали?

- Ничего-ничего. Что вы так привязались с этим домом?

- Сон приснился, - соврал я, - один и тот же сон обоим, вот и спросили.

Я быстро сообразил, что тоже поскользнулся.

- Ну и ну! Ни разу не слышал, чтоб один сон двум людям снился. Гуле расскажу, обхохочется.

Федька постарался сменить тему разговора. А потом, дома, поругал меня за эту выдумку со сном. Прав он был, конечно. Нужно остерегаться всего. Не умеем мы чисто жить среди людей.

Слежки не было, хотя он по неистребимой привычке проверялся как положено. Люди на стрёме заняли свои места ещё раньше, все на своём месте, их сигналы были понятны: "Всё чисто". Давно за ним перестали следить, выявлять контакты и прочее. Ослабели легавые, сдали сильней некуда. Заметут кого важного - сами потом не рады. Посадить может посадят, до ближайшей амнистии, а самих их перетрясут, все грехи многолетние припомнят. Синдром Гдляна - Иванова. Адвокаты в поте отрабатывали свои грязные гонорары, небось первые поняли, что деньги не пахнут. Шестерок - пожалуйста, и ловить можно, и дело пришить, для отчётности. Шестёркам подыматься надо, стаж тюремный зарабатывать, иначе в авторитеты не попасть. Попытки просто покупать коронацию не прошли, люто поднялись многие главные воры за свои привилегии. Хотя всё понемногу меняется, даже феня. Частники, новые хозяева из очень-очень крупных собственников, новых русских, создали свои службы безопасности. Принимали и бандитов, и бывших офицеров. Новый передел районов влияния был неизбежен, Август это понимал. Да он происходил постоянно. Может, вообще районов не будет, сгребёт кто-нибудь один всё себе в кучу. Понимал и то, что его положение неустойчиво. У кого сильно зазудится - наймёт киллера-рекордсмена, тот из снайперской винтовки чикнет, и всё. Поминай как звали. У Затвора и Сиднея хоть имена были, а у него, Августа? И ничего не передашь по наследству, ни наследника, ни самого наследства. За одно не беспокоился: смертельных врагов у него не было. Пока.

Подъезд без сигнализации, без кодовых замков, не поднялся ещё князь до этого уровня. Скопидом, наверное, это хорошо, чему-то улыбнулся Август, доить можно. Байбак выпрягся, надоело выдавать молочко, но ведь я тебя кормом обеспечивал, падлу. Не ленись, собери и жуй, угодья хорошие. Клевер твой что надо. Один Михайловский дворик, центр... Фу, чёрт, лифт остановился, с мысли сбил. Звонить не пришлось, Кропоткин уже ждал, открыл дверь. На часах было 10.40.

Забегал, забегал глазами - с Августом было ещё трое, один с небольшой сумкой. Мизгирь уговорил не ходить одному, помощников подобрал из добровольцев. Как князю спросить, кто из них бухгалтер, если вопросов задавать нельзя? Любаша встала из-за стола, выжидающе посмотрела на одного, другого. На столе лежали амбарные книги, главарь снова улыбнулся. Нужно было действовать, Август перехватил инициативу:

- Любаша, мы бумаги потом посмотрим, время у нас ещё есть. Я думаю, у тебя всё нормально. Сейчас у нас мужской разговор будет, тебе совсем неинтересный. У меня для тебя поручение есть, по женской части, ты умница, справишься.

И таким уверенным, спокойным, авторитетным показался Август девчонке из захолустья, что она неотрывно только ему и смотрела в глаза, пока он объяснял ей задание. Кропотливых с его дёргаными руками и зыркающими глазами для неё уже не существовал. Задание действительно было самое подходящее.

- Племянница у меня появилась, крохотуля такая, говорят. Сам ещё не видел, может, помогу имечко ей выбрать. Любаша, подарок, подарочек ей нужен. Я заранее не присматривал, говорят, примета такая - нельзя до того. Сходи в Детский Мир и по рынкам окрестным, поищи либо кукольные наборы, либо что ещё. Китайского, турецкого ничего не бери. Князь, дай ей денежку. Восемьсот лужков, часть твоего долга. Сразу, Любаша, не хватай, походи, может, получше есть. Дешевле пятисот не вздумай ничего покупать, это подделки. Остальные твои, поняла? Тяжело не должно быть, донесёшь, у тебя руки сильные.

Он ещё какое-то время объяснял ей, даже писал, какие должны быть этикетки, но было ясно: поручение ей по душе, выполнит Любаша всё как надо. Первое время, когда выбралась в столицу, она занималась именно этим: глазела на витрины магазинов и лавок с детскими товарами. Не дала ей судьба выйти достойно из кукольного возраста. Сена накосила у отца в лесничестве вдоволь, технику на эти пятачки не пустишь, опять же деньги за солярку. Август был наблюдательным психологом.

Девку надо было отослать, она быстрёхонько выпорхнула. Кропоткин, которого уже подоили, взял в руки амбарную книгу. Сел на стул, но тут же встал. Откуда Август узнал её имя? Хотел что-то сказать Августу, но тот его остановил уже освоенным движением кисти, - помолчи, дескать, не до тебя. Причина была. Сашок чуть раньше добрался до музыкального центра, выбрал диск, и она полилась. Мелодия известная, испортить её было нельзя, но этот вариант исполнения больше других нравился Августу, цеплял и цеплял чем-то. Август пальцами показал Сашку, в какую сторону крутануть звук, довёл до нужной громкости и просто стал слушать. Все притихли, угадав желание или прихоть главаря. Голос певца был немного простуженным, модным, слова нельзя было назвать переводом, русские стихи были слабые, но чисто звуковые ассоциации срабатывали. "Если бы". Если бы мои неприятности остались там, во вчера, если я мог быть хотя бы половиной мужчины, которого ты заслуживаешь, если бы я мог вернуть те неправильные слова, которые внезапно, ну просто сгоряча вырвались у меня, если бы... Дьявол, я мог бы убить этого Пола Маккартни. "Если бы"... Чокер стоял в коридоре, из-за косяка был виден лишь наполовину, и Август вспомнил, что тогда он и Пол Маккартни были даже ближе друг к другу. Только за углом был сам Август, да и не Август он тогда был, и не подозревал, что станет Августом. Певец просто шёл по улице, без охраны, тогда они нанимали её только во время концертов. Имей Август тогда приказ прикончить Пола, убил бы не задумываясь. Был бы рад, идиот, что выполнил задание Родины достойно. Пение закончилось, но музыкальная пьеса продолжалась, лабухи старались показать, на что они способны. Переключилось в голове у Августа, этот Пол Маккартни исчез, появился другой, с тем же именем. Петух в зоне, где Август отбывал свой второй срок, петух, который очень любил петь все репертуары всех известных певцов мира, и которого опустили именно за то, что безбожно фальшивил. Так говорили. Хотя не так уж тот и фальшивил, от некоторых его номеров вся зона тащилась. Звонок звенел. Звонок зазвенел уже в третий раз, когда князь спохватился и побежал смотреть в глазок, сам, без разрешения на то. Открыл дверь, впустил, вошёл Байбак.

- Заходи, ждал тебя.

- Ждал, называется! Звоню, звоню.

- Музыку слушал. Да заходи ты.

- Я ненадолго. Что это, гости у тебя?

- Немного, да-да. Заходи, раздевайся.

Князь неумело взялся за воротник, помог снять плащ. Никогда раньше этого не делал. Байбак немного встревожился, но увидев, что незнакомый мужчина (это был Чокер) в домашних тапочках, успокоился. Чужие, незваные не разуваются. Князь проводил его в гостиную, комнату, что побольше, и там Байбак увидел ещё троих, из которых знал только одного - Августа. Все были в домашней обуви, сам Август даже в дырявых - лучше у скопидома не нашлось. Всё было спокойно. Сашок по команде сильно убавил звук, а потом и совсем выключил громыхатель.

- Ты звонил, у тебя дело ко мне есть?

- Да. Да-да.

Но продолжить князь так и не смог. Его инициатива иссякла. Вообще это были его последние слова, которые довелось услышать. Байбаку. Сашок и Тёртый были возле музыкального центра, у самого окна. Август, который до этого сидел, полуотвернувшись от двери, обратился к новенькому:

- Дело у меня. Садись, сейчас объясню.

Показал на диван, чуть подвинулся.

- Да я ненадолго, мне спешить надо.

- Успеешь, лишнего не задержу. Князь, организуй нам чайку хорошего. Ты чалдон, толк в этом понимаешь. Покажи только, где это у тебя, мы сами справимся, - сделал знак Чокеру. - Возвращайся сюда, князь, нужен будешь.

Чокер с князем прошли на кухню. Через пару минут Кропоткин вернулся, ему уже поставили стул, пододвинули амбарные книги. Сашок прислонился к подоконнику, глазел на улицу. Тёртый вообще отвернулся, рылся в книжном шкафу, хорошо, что хозяин квартиры этого не видел. Всё было спокойно. Пути в коридор и ко входной двери Байбаку были открыты.

- Я думаю, скоро будет готово. Пока так, всухую поговорим. Как у тебя дела? Может, выпить хочешь, чего покрепче, князь устроит?

- Да я, да вот... Нет, нет, пить не хочу.

Князь не издал ни звука, не пошевелился даже. Он чувствовал, что дело неладно, и понимал, что ничего не может изменить. Всё произойдёт помимо его воли. Сашок чуть придвинулся, и незадачливому торгашу казалось, что тот всем своим телом давит на него, не даёт дышать. Байбак... Дела у него были неважны. Планировал он, грешный, реализовать торговые точки, перейти в другой район, под другую крышу, и перевезти товар. Избавиться от этого ненавистного земляка. Хорошо, что Август не знает, что они из одной деревни. Покупателей на киоски и контейнеры не нашлось. Вернее, почти все отказались. Обговорено было, и в цене сошлись, а в последний момент - на попятную. И причину ни один не называет. К чуркам пошёл, те просто посмеялись над ним. "Не наш район", - говорят. Только Феклуша да Кропоткин не бросили. Пришлось чуть ли не на четверть в цене сбросить. Но основной удар был с другой стороны. Когда он, решив перебраться в столицу, разузнал, сколько стоит встать на учёт, и каковы регулярные взносы, и т.д., то понял: цены кусачие, но не убивающие. Их доили, но не резали. Менялись цены от главаря, от места, от товара, инфляция, конечно, но тенденция сохранялась. А тут... Четвёртый или пятый районщик прямо сказал, когда Байбак на него вышел, пожалел:

- Тебя уже знают. Зря рыщешь. Поговори с Костылём, всё поймёшь.

Чуток пришлось заплатить, чтоб выйти на пресловутого Костыля. Консультация у Костыля была ощутимо платной. Не имел Костыль своего района, обслуживал весь регион своим судейством. Ещё служил советником у самого Императора. Должность называлась - дежурный визирь, но не любил Костыль этого слова. Бог с ним, с термином, лишь бы лямку тянул. Порой разбирался долго, тщательно, но его решение было окончательным и весьма справедливым, если достигалось. Но с Байбаком - что тут тянуть, просто и быстро.

- Плата за крышу, за постановку на учёт - только для новеньких, для приезжих. Ты - в крепости у Августа, а в бега вам ударяться - западло. Плати пожилое до последнего вошика.

Надежда на хорошего хозяина - у русских в крови. Бегали торгаши с места на место, и поскольку они всё-таки разные были в смекалке, в торговой удаче, районщики-феодалы стали некоторых из них переманывать. Появились первые жалобы и первые мягкие разборки, работа для Костыля. Когда жалобы стали обоюдными и участились, Император собрал сходняк. Точнее - включил наболевший вопрос в повестку очередного регулярного. Были мнения - запретить совсем переходы, но отклонили. Западло. Должна быть у коровы свобода - кому позволить ей же за соски дёргать. Это сам Император сказал, и ещё добавил, что те императоры, которые при Пушкине и Пугачёве были и сдуру всё запрещали, плохо кончили. Клещ и Костыль опять сошлись во мнении - прямой налог в общак. Платить принявшему феодалу сразу, целиком, единая сумма. С кого брать, абсолютно понятно. Название налогу - из школьного учебника истории, хотя там это слово имело другой смысл.. И никакой компенсации прежнему владельцу: паси своё стадо умело. От кого бегут, тот и виноват. Решено было быстро, ставку Император тут же утвердил, мафия и волокита - понятия несовместимые. Мизгирь на соборе отсутствовал, находился ещё по ту сторону.

Значит, та прибавка, которую требовали все, к кому ни обращался Байбак, была общим налогом. Для него неподъёмным. Снизу пришлось бы начинать, с первой ступеньки. Знай он это раньше, не рискнул бы в бега ударяться. Переход разрешен, если и только если налог выплачен. Так сказал Костыль. Замок IFF. В другой город переезжать, за новенького сойти можно, но там кормёжка худая, щи куда жиже, ни разу не столица. Не тот эскалатор. Проходил Байбак такие университеты. Подумывал, как бы, оставшись здесь, другую кормёжку подыскать. Надоела розничная торговлишка, признаться, изрядно. Звонок Кропоткина был интригующим, неожиданным, но приятным. Пока капиталы в куче, можно переопределиться. Придётся послушать этого Августа.

Глуховатый Байбак так и не узнал, что был на волосок от гибели. Был какой-то шум тогда сзади, после поворота: кажется, выстрелы, обыкновенная разборка среди чужих. Миновал, и ладно.

Разговор, который начал Август, был лёгким, пустячным, фривольным. Успокоил он Байбака, конфликты конфликтами, а когда дело перестаёт прибыль приносить, надо искать достойные выходы, договариваться. Сашок подыскал что-то тихое, медленное, беспроблемное. Без диссонансов, даже без ударных, раскопал таки диск у князя. Князь даже прикрыл глаза, услышав любимую композицию, понимал, что это может стать единственным приятным воспоминанием текущего дня. Байбак по-своему тоже понимал, что всё это - прелюдия. Август в хорошем настроении, предложит что-либо стоящее, свою долю урвёт, не без этого. Байбак уже решил: оценить свою прибыль, и, если хороший припёк, не торговаться. Догадался он уже, что тут больное место главаря, знать бы это раньше. Бычок был такой в деревне, чуть что, сразу бодаться. Можно и не перечить, не режут же, как того бычка. Уже предлагает, даже выбор есть. Отличные оптовые варианты. Конечно, справлюсь! Где ещё найдёт Август такого толкового и понятливого, как Байбак? Да расчётливого. Подняться всё равно можно, не успел ещё с эскалатора соскочить совсем. Повеселел отставной торгаш, успокоился, совсем-совсем успокоился, даже начал улыбаться естественно, и когда открыл рот, чтобы ответить утвердительно на наивный вопрос Августа, готов ли, мол, ты взяться за это новое дело, тот молниеносно всунул ему кляп. Забил глубоко, чуть не до кишок. Руки у Байбака были ещё свободны, но пока он догадался, что выплюнуть это нельзя, ещё через секунду-две уже очутился на ковре, лицом вниз, со связанными за спиной руками. Инструкторы, обучившие всему на свете новобранца из ГРУ, могли быть довольны своим учеником. Но тогда этот ученик ещё не был Августом.

Князь дёрнулся на стуле. Сашок положил ему на плечо свою тяжёлую ладонь, и этого оказалось достаточно. Тёртый оторвался от книжного шкафа, где выбирал книжки с эротическими картинками - их у князя было полно, и только-только начал поворачивать голову. Чокер оставался на кухне, в полном неведении.

Август выпрямился, развернул локти, соединил ладони у себя на затылке, проделал движения радости. Может, у йогов это чуть по-другому называлось, перевод всё-таки, но смысл был тот же самый. Прелюдия кончилась, начиналась главная часть. Симфония обещала быть впечатляющей. Allegro, даже presto, потом fine. При постоянном crescendo. Равель бы позавидовал.

Любаша бегала по этажам Детского Мира, крепко прижимая сумочку с листком бумаги, где этим дядькой, который звал её по имени, были записаны названия разные, чего можно покупать, и чего нельзя. Деньги она хранила в другом месте. Только как их вытащить? Ничего, подумала, сначала подыщу покупку, и в туалет сбегаю. Подходящие подарки уже были, но она только запоминала, где они, записывала место и цену. И мчалась дальше. Ей очень хотелось угодить Августу, имя которого она ещё не знала.

Сделать так, чтобы у нас у обоих совпали отпуска, оказалось непростым делом. Федькин начальник, мой начальник. А над ними ещё. Оба они нашли какие-то срочные работы, отчёты. Тогда все помешались на дожностных стандартах. Ну не просили же мы июль! Мы не могли влиять на них по настоящему, нам ещё жить и работать здесь, в этом психованном городе, в этих дурацких конторах. Что мы привезём из поездки, знал только тот, кому положено всё знать. Это я о боге вспомнил. Мама стала посещать церковь, никогда бы не подумал, что она способна так измениться. Лиза нам всё поведала, она сама интерес почувствовала, маму сопровождать надо было, вот и втянулась. Начала нам чаще звонить, приглашать. Фёдор так и сказал: "Охмуряешь, сестрёнка", - но та не обиделась. Понесла свою чушь допотопную, это она с детства умела, председатель совета отряда - в пионерках, в комсомоле тоже успела починовничать до самого нашего переезда. Федька пытался её подловить на путанице всякой, полно у ней в голове, да что толку! Почитает ещё Библию, другую литературу, и снова за своё. И мы чувствовали, знали - пропустит она всякие там сомнения, несуразности отбросит, а вера останется. Тяжело с родственниками разговаривать. Барьеров у неё нет, неволей через забор перелазишь, а что там за забором тебе в мешок наложат, никому такого добра не пожелаем. Наказал нас Господь!

- Некогда нам, Лиза, некогда. Собираемся в отпуск, ехать далеко. Приедем, дослушаем.

Она согласилась. Тема вечная, тысячелетняя, успеет. "А фруктов мне привезите побольше да повкуснее. Там какие-то местные сорта особые, вы должны знать. Спросите, вам подскажут", - добавила в конце разговора. С детства у детдомовцев огромадная тяга к съестному да вкусненькому, пожрать нас только туристы могут обставить, после похода. Официально мы собрались в Ашхабад, первый раз за всю свою взрослую жизнь. Только будем там недолго, так мы с Федькой решили. Вряд ли что новое для нас сможем узнать, да и у кого?. Дядя Валера весь выложился, остальным до нас дела не было. Проведали маму перед отъкздом, мало ли что. А билеты в Хабаровск уже были куплены. На обратном пути в Ашхабаде побываем. Может, у Пашки погостим чуток, о нём тоже вспомнили. Спешили мы, не хотели ждать до лета.

Погода была лётная, и не просто лётная, а исключительно лётная для пассажиров. Весь Советский Союз - как на ладони. "Ты помнишь, как хотели четвёртого апреля" - была такая эротическая песенка. Вот в этот день было ясно-ясно, ни облачка, ни тумана. Снег начал подтаивать, дороги - понятно, но уже отчётливо вырисовывались обрывистые берега рек, озёр, может, просто контуры оврагов. Волга - это такая заснеженная ленточка с очерченными краями пошире других ленточек, точь-в-точь как на школьной незаполненной карте. Города выделялись своими орнаментами проспектов, но их было мало, да и пролетали их быстро. Урал! Очень красив был Урал! Бурые глыбы его частично освободились от снега, и рельеф был великолепный, непосредственный, выпирающий. Всё остальное - в бело-голубых тонах, изредка серые чёрточки, но тут впервые тёплые живые тона. Одна пассажирка даже красную гору увидела, те, кто с правого края сидел, завидовали: видно было куда меньше. Летом цвет гор потеряется в зелени, да просто ясных дней таких не будет, сколько летал, всё облака. И всё-таки главное чудо было после Урала. Сначала я и не понял, где мы летим. Толкнул Федьку, он устал от впечатлений, вздумал покимарить, показал ему. Под нами был лунный пейзаж. Верней, он был бы лунным, если бы на Луне выпадал снег. Сверху были видны заснеженные кратеры, идеальной формы, разных размеров, и много, очень много. Наверно, на земле они были или небольшими озёрками, или просто неглубокими понижениями. Я понял, что мы увидели нечто исключительное. Края их чуть подтаяли, снег почернел, земелька просвечивала. Смотреть раньше - сплошной снег, ничего не увидишь. А потом и снега не будет, снова всё сольётся. Я читал в газете, гипотеза есть такая, что кратеры, похожие на лунные, должны быть и на Земле. Искали их, искали, да всё вроде без толку. А тут вот они. С земли их может быть и не распознать даже, обыкновенное поле, обыкновенное пастбище, ну кое-где неровности. Топографам-геодезистам ловить нечего, для них тут вся местность гладкая, безрельефная, ручейки рисуют да дороги. Я специально потом постарался посмотреть в подробные карты - нет кратеров. То ли искажали намеренно, то ли лень было провести измерения на местности. Лётчикам только бы полетать, желательно по своим безгрешным приборам, на землю смотрят, когда заблудятся. Ещё перед самой посадочной полосой, понятно, почему. Автопилоты прессу не читают. Устали мы от кругов этих, перед глазами полезли, а тут и темнеть начало, стюардесса со своей курицей. Жратва на высоте.

С гостиницами и в Хабаровске была проблема. Многие наши сослуживцы и знакомые всё старались командировки оформлять для личных поездок, мы тоже так делали, но тут случай особый. Конспираторы мы никудышные, фамилии в авиабилетах регистрируются, но это точно, если нас искать надо. Чекисты же нас после замлетрясения и не искали, хотя со слов дяди Валеры было ясно, что могли искать, интересовались они нами раньше, но что-то разладилось в системе. А вот что? Деревни нашей на новых картах уже не было, расселили-укрупнили, наверное. Но Амур остался, и Хабаровск остался. Должны быть там архивы, должен быть след.

Как в Хабаровске устроиться на ночлег, Федька у Арнольда Михайловича, своего начальника, выпытал. Маленькая пьянка на работе, и нужные наводящие вопросы, только и всего. Шеф по должности весь Союз облетал, и за рубежом много-много раз. Абсолютно лояльный, абсолютно выездной. Как-никак готовились мы к этой поездке. Было у нас три возможности, три гостиницы, три администратора. Был ещё телефон директора гостетреста, так, на всякий случай, но мы не хотели им пользоваться, поглубже след потому что. Удалась первая попытка, сразу. Приятно быть персонами грата. Фигуристая Инесса как раз в эту смену дежурила, подтвердила нашу липовую арнольдовскую броню, наорав на остальных страждущих, дала номер с телефоном, могла бы и два номера выделить, но мы отказались. Всего в двадцать рыжых обошлось, в столице курс у премьерок куда ниже. Потом позвонила нам сама.

- Ой, какие вы похожие! Как вас Арнольд не путает?

Она полагала, что мы, братья-близнецы, оба у него служим, я не стал разубеждать. Но то, что Арнольда хорошо знает, и нас запомнит, мне уже не нравилось. Анкеты наши, видно, не читала.

- Да он и не отличает никогда. Премию одну на двоих выдаёт. А выговор - обоим. Так и мучается. И мы с ним.

- Зато женщинам вашим хорошо. Двойная любовь.

- А нам - двойные нагрузки. Устали мы от них донельзя, вымотались. Думаем тут подальше отдохнуть, силёнок набраться.

Намёки её были светленькие-светленькие. Персона драта. Только зря я думал, что смогу легко отделаться.

- Правильно сделали, что к нам приехали. Я вам настоечки организую, совсем свежий женьшень, в Москве ни в жисть такой не достанете. Быстро в норму войдёте, и не только в норму. В долгу у меня будете необычайном, для вас стараюсь.

Федька всё слышал - я так держал трубку - и уже начал рыться в дорожных сумках.

- А у нас сувенир из Москвы есть, для вас везли, Арнольд посоветовал. В Хабаровске ни в жисть такой не достанете.

- Ой, как я рада. Помнит, значит, шалун. Когда зайти забрать можно?

- Сейчас сам принесу, спущусь. Жди, я быстро.

Я оборвал разговор, повесил трубку: не хотел, чтобы она к нам заходила. Понёс сувениры Федор, всё равно она нас не отличает. Пока. Шведскую книгу любви, то есть пособие для начинающих куртизанок, почти приличная книжка, да коробку с московским шоколадом. А когда вернулся, мы оба стали думать, как нам съехать отсюда побыстрее. С другой стороны, ночевать в холле в креслах - радости мало. Хорошо быть шпионом за рубежом - сервис навязчивый, зато следов не остаётся. Взяли в буфете на этаже пива - оказалось, есть, зря провинцию хают. Только почему-то дороже пиво. Местная рыбка сразу показалась знакомой по виду и по вкусу, буфетчица удивилась столичным гостям, последние запасы забрали. А мы просто вспомнили, что тогда на озере так ни одной и не поймали той ночью. Заснули только под утро.

Первым делом Байбак был тщательно обыскан. Две связки ключей, рваный бумажник, деньги россыпью и калькулятор - всё найденное было кучкой сложено на ковре. Август вытащил из кармана маленькие дамские ножнички. Князь опять дёрнулся, лицо его стало совсем зелёным. Байбак лежал на животе и не рыпался. За свою единственную попытку сделать, рывок, что ли, он получил такой тычок от победителя, что обмяк совершенно. Запахло. Август приказал своим бойцам закрыть входную дверь намертво, вытащить ковёр из-под тела, и принести свою плёнку, так он называл прозрачный пластиковый мешок. В сумке, говорю, в сумке, олухи. Да сначала это барахло с ковра приберите, туда же, в сумку. Впрочем, ругался он беззлобно, скорее по привычке. Намеренно сказал: "из-под тела", с расчётом на князя, хотя и князь понимал, что Байбак всё ещё жив. Ножницами начал аккуратно-аккуратно подстригать ногти на руках Байбака, не торопясь, тщательно рассматривая каждый. Сашок начал разворачивать мешок , тот оказался огромных размеров. Тёртый открыл форточки в других комнатах, в этой не стал, не разрешил шеф. Выбежал с кухни Чокер, поняв по небольшому шуму, что события начались.

Закончив все 10 пальцев, Август ещё раз их осмотрел, поморщился от волны запаха, но настроения это ему не испортило. Побеждённый враг пахнет приятно. Грибоедову не удалось развить своей темы.

- Переверни его на спину и держи голову, - сказал он Тёртому, сам занялся мешком, Сашок так с ним и не справился, видно, дрейфил. Наконец мешок был положен широченным отверствием к лежащему, Август встал так, чтобы можно было видеть и Князя тоже, и произнёс небольшую речь. Байбаку она показалась длинной-длинной, Князю тоже, предназначалась же она, конечно, Князю и всем троим бандитам.

- Испортил ты мне настроение, Байбак. Как тебе это удалось, не понимаю, но больше этого не повторится. Ты мог бы и дальше подо мной работать, ты был уже готов к этому, но я, понимаешь, я сам не хочу, чтобы тобой воняло на моих улицах. Я доил и хлестал тебя, как корову, но ведь я тебя ещё и пас. Ты получил хорошие торговые точки, тебе было где жить и где складывать своё барахло. Бригады щипачей проходили мимо твоих ротозейных продавщиц, потому что знали: на моей территории я не позволяю грабить моих подопечных. Ты не боялся налоговых инспекторов, потому что знал, что они не посмеют прийти внезапно. Ты не боялся зависона, потому что тебя снабжали ходовыми товарами по свежайшим ценам. Ты поступил как неблагодарная свинья, и мне уже нельзя, понимаешь, нельзя оставить тебя без наказания. С моего поезда на ходу только идиоты спрыгивают. Ты стал моей проблемой, а я не хочу, чтобы меня считали человеком с проблемами. Подумай пару сек, и скажи своё слово. Это твоё право.

Август показал кистью, где стать Сашку, чуть подвинул Тёртого, и, с трудом, естественно, вытащил кляп изо рта Байбака. Тот судорожно сглотнул, видно, задеревенел язык, набрал воздуху, и с превеликим шумом выкрикнул:

- Ссим-мон! Симмон!

Громко у него, впрочем, не получилось. Август держал руки наготове и сильно надавил Байбаку на живот. Звук, вырвавшийся у Байбака, больше всего походил на осипший паровозный гудок где-то там, за горизонтом. Кляп снова был забит на старое место, торопился Август, упаковка могла занять какое-то время, Любаша могла вернуться.

Руки у Байбака оставались связанными, он мог только дёрнуться, когда его закатывали в мешок, но штатный пёс Тёртый был и на самом деле тёртый, навалился вовремя, выдавил из мешка лишний воздух, перекрутил его и перевязал жгутом из той же сумки. Князь всё время сидел, не встав ни разу с места, не шевелясь вообще.

- Поверни сюда лицом, к князю, - приказал Август. - А вы, лопухи, разверните ковёр.

Князь видел всё. Он был последним человеком, которого увидели глаза Байбака. Мешок был прозрачный, но очень мягкий на вид и на ощупь. Придавленный Байбак мог лишь слегка извиваться, да ещё пытаться процарапать плёнку. Ногтями, которые ему подстриг сам Август. Впрочем, всё продолжалось недолго. Плёнка быстро запотела.

- Кропотливых, - наконец-то по фамилии назвал князя Август. - я думаю, ты всё понял, как тебе вести себя правильно. Байбак был торгаш в себе, может, и получше тебя. Но как торгаш в моём районе гораздо хуже, потому что решил взбрыкнуть. Не опускайся до него, please.

- Готов. Точно готов. - Тёртый вставил своё слово.

- Теперь смотрите, мешок большой. Тело заверните в ковёр, а ковёр снова в мешок. Вот здесь, вот здесь загнуть надо. Да перекрутить ещё раз. Правильно, Тёр, догадался. Чтоб не видно было, нигде-нигде.

Видя, что ребята справятся, снова обратился к князю:

- Князь, ковёр мы у тебя покупаем. Мешок для ковра и принесли. Быстро снимай свои брюки, трусы можешь не менять, проводишь нас до низа. И помни всегда: это ты нанял моих ребят, потому что у тебя с Байбаком расчёты не сошлись. Ты сам заманил его сюда. Телефончик я у тебя реквизирую, на время. Мобильный тоже давай. В темпе, в темпе.

Телефонный агрегат со всеми накрутками полетел в сумку. С кухни парило. Чокер не успел выключить чайник на газовой плите.

Князь в темпе менял свои мокрые, банда переобулась. Плащик Байбака и ботинки также оказались в той же сумке. Старый хозяин этих вещей прислонился к стене, ногами кверху, упакованный сначала в прочный синтетический мешок, потом в ковёр, потом снова в тот же мешок. Хитрая упаковка. Когда вышли на лестничную площадку к лифтам, соседка князя, тоже собирающаяся с собачкой спуститься вниз, спросила его:

- Чего это ты такой кислый, соседушка? Чего они несут от тебя?

Собачонок не лаял, но скулил, скулил, скулил... Хозяйка взяла его на руки, пыталась успокоить.

- Ковёр мы у него купили, - Август не дал князю позаикаться. - Кислый ваш сосед, потому что пришлось дешевле отдать, брачок небольшой нашли. А то загнул поначалу цену.

Он легонько толкнул князя в плечо, не молчи, мол.

- Да. Да-да. - по привычке ответил Кропоткин. Досталось ему сегодня.

Пришли лифты, один за другим. Распределились по кабинам, Август заставил князя спуститься вместе с Байбаком и Тёртым. Сам поехал с соседкой и Сашком. Собачка всё время скулила.

- Потерпи, маленький. Чуть-чуть потерпи. Сейчас доедем, отпущу.

Собачкина дама говорила очень ласковым тоном. Общение с четвероногими доставляло ей большее удовольствие.

Внизу князь подождал чуток, пока подогнали ближе колёса и погрузили ковёр в багажник. На негнущихся ногах он вернулся назад в лифт, в квартиру, которую второпях, оказывается, не закрыл. Невыключенной была и газовая плита, он только успел перекрыть кран, чуть ли не ползком добрался до дивана и рухнул на него.

Тёртый дал стрёмщикам сигнал "Отбой". Поехали. Август приказал выехать за город.

Молодой ещё Сашок, оказывается, не знал этой дороги. Окраинные районы Москвы не все грамотно спланированы, наследие хрущёвских времён. И потом Августу пришлось ещё не раз объяснять, когда выбрались за кольцевую.

- Следующий поворот направо, потом километра полтора.

Вытащил листок из пачки, подложил книженцию из бардачка, написал. Подъехали, это оказалось настоящая полудикая свалка. Настоящая - потому что вокруг был забор и пара вагончиков, как положено. Полудикая - потому что забор был не сплошной, и проехать на свалку можно было и минуя эти вагончики. Так казалось постороннему человеку. Август велел остановить машину перед таким левым въездом, чуть опустил правое стекло.

- Тёр, - обратился он к помощнику. - Иди, тебя щас встретят. Будь вежлив. Вот записка, имя трудное, а без него нельзя. Варфоломей Спиридоныч, прочитай сам, чтоб не ошибиться. Пусть позовут его. Сегодня это должна быть тётка очень большой комплекции, типа зелёное чудовище. Скажи лично ей, что боцман просит принять капусту. Запомни: БОЦМАН ПРОСИТ ПРИНЯТЬ КАПУСТУ. Так, повтори негромко. Отдашь мешок целиком. Да они сами заберут. Держись с правой стороны. Ну, иди! Помни, вежлив!

Откуда ни возьмись появился подросток лет пятнадцати. Он шёл, помахивая прутиком. Джинсы его были в заплатках, но без дыр, коленки измазаны грунтом. Лицо недовольное, какое бывает у человека, когда его отрывают от интересного занятия.

- Эй, ты! Проваливай отсюда! Здесь проезд запрещен.

Тёртый уже успел вылезти из машины и сделать шаг ему навстречу.

- Плохо слышишь, что ли? Я тебе, морда, говорю. Шины проколю, допёр?

Он замахнулся прутиком. Это был непростой прутик, металлический, и на конце сильно заострённый.

- Ну-ну, не шуми зря, малыш. Я по делу.

- Не бывают здесь по делу. Мотай, я сказал!

Парнишка был горласт и явно работал не один. Но остальных никого не было видно.

- Мне нужен Варфоломей Спиридоныч. Говорю, по делу.

- Сроду такого говна здесь не было. Ты добровольно уедешь, или тебя заставить? Стёкла раздолбать?

Этот волчонок был вышколен великолепно. Нагл. Тёртый помнил приказ быть вежливым.

- Я сказал, Вар-фоломей Спири-доныч. Нужен он. Зови его.

- Ну ты идиот, в натуре. Говори, что нужно, может, найду такого Д-дормидонта, передам. А лучше разворачивайся.

- Нет, нужен он сам. Зови.

- Ну, дядька, ты достал. Как я тебя терплю? - он свистнул кому-то. - Стас, опять к этому старикану чокнутому!

Помахивая прутиком, отошёл, сел на землю, не выбирая места.

- Подожди чуток, дяхон. Пока его разбудишь.

Норы, которые виднелись тут и там, скорее всего были рукотворными. Из двух нор один за одним вылезли пятеро молодчиков покрупнее пацана, и ещё два амбала появились откуда-то из-за кустов по другую сторону машины. Автомобиль, таким образом, оказался почти в кольце. Впрочем, аборигены свалки не приближались. Команды никакой от Августа не было. Он сидел так, чтобы его не было видно снаружи. А чуть попозже вышел старичок с дрыном. Раньше это была трость, понял Тёртый, но состарилась та трость, когда старик сам сосал мамку.

- Пусть подойдёт. Повторишь ему, кто тебе нужен.

Август успел-таки негромко распорядиться из машины.

Старичок оказался довольно шустрым. Трость ему была без надобности. Тёртому не пришлось долго ждать.

- Выкладывай своё дело, юнош. Меня зря никто не беспокоит.

Тёртый выдохнул свою паузу. Проверки на дорогах, проверки на свалках. Тяжела жизнь.

- Говорю ещё раз, мне нужен Варфоломей Сте-, Спиридоныч. Лично. Дело не ждёт.

- Да пошёл ты к чёрту! Давно б убрался отсюда! Эй, орлики! Привязался к жопе банный лист. Сейчас всех сюда позову, уговорим мы тебя, понял, деревня стоеросовая? Не с такими справлялись...

Старичок, от которого попахиво самогоном, нёс свою чушь, но Тёртый его не слушал. Из какой-то отдалённой норы вылезло, ну точно зелёное чудовище. Толстенная баба в рямках зелёного цвета. То, что не было зелёным, было просто грязным. Орлики, кстати, не пошевелились, новых не прибавилось.

Видя, что приезжий его не слушает и не боится, старик на полуфразе смолк. Подумал, подумал, попросил у Тёртого закурить. Август, который всё видел и слышал, беззвучно рассмеялся.

- Эх, хороши сигаретки! Ещё б одну, про запас.

В пачке было немного, и Тёртый отдал всю. Мальборо после самогона старику не повредит. Да старик в жизни не читал предупреждений минздрава. Варфоломей Спиридоныч подошла.

- Чего вам, городским, от нас надо? Сидим на свалке, никого не трогаем. Ты бы уезжал отсюда, не тревожил нас попусту.

Тёртый про себя начал улыбаться. Когда он последний раз был в театре? Завтра будет считать, что сегодня.

- Я не попусту. Мне нужен Вар-фо-ло-мей Спи-ри-до-ныч.

Зелёное чудовище просто замолчала и смотрела прямо на него. В глаза.

- Боцман просит забрать капусту.

- Забрать? Мы ничего не забираем ни у кого, мил человек, живём на свалке, нам и так всё привозят. Весь город сюда всякую дрянь привозит, а тут ещё вы на машине приехали, поиздеваться что-ли над бомжами-то?

Она не повышала тона, но все орлики враз встали и начали не торопясь окружать машину! Тёртый понял, что где-то ошибся, но где? Выручил Август. Он негромко произнёс, сильно гнусавя, из машины только одно слово: "ПРИНЯТЬ", и Тёртый вспомнил:

- БОЦМАН ПРОСИТ ПРИНЯТЬ КАПУСТУ.

Сказал внятно и тоже негромко, слышала скорее всего только она одна. Первый парнишка был в некотором отдалении, старичок поделился с ним сигаретами, и автомобиль с его пассажирами им казался уже неинтересным. Как она сумела подать знак? Все её поднявшиеся на ноги сообщники начали возвращаться на свои места.

- Всё поняла. Где капуста?

- В багажнике.

- Открывай.

- Уже открыто.

- Иди садись в машину. Без тебя выгрузим. Боцману приветик.

Она не подавала никаких сигналов, но все вдруг начали быстро расходиться по своим норам, кроме двух самых крупных амбалов. Эти, наоборот, бегом подбежали к автомобилю, мигом открыли багажник, как-то непонятно молниеносно мешок со всем содержимым оказался у одного на плече, а второй в это время уже захлопывал крышку. Быстрым шагом они покултыхали туда, за останки забора, неся на своих плечах останки человека. По пути они обогнали свою предводительницу, которая, будем справедливы, двигалась довольно ходко. Остальных уже не было видно никого.

Август, казалось, заснул. Наконец до него дошло, что шофёр Сашок ожидает приказа. Отматерив для порядка всех, что, дескать, не можете понять, что давно ехать надо?, всё разжёвывать, как сосункам?, он дополнительно сделал выволочку Тёртому за то, что тот не смог запомнить всего пяток слов, из которых два самых трудных были записаны вдобавок на бумажке. Словесный понос шефа продолжался до самой кольцевой дороги, однако все сообщники и чувствовали, и понимали, что шеф доволен, операция прошла штатно, лучше, чем у космонавтов, люди целы, задание выполнено. Что это не разнос, а напоминание, обучение. Шеф опять всё просчитал, даже ножницы и свалку, всё прошло без крови, без грязи, интеллигентно. И хотя о содеянном надо было молчать, каждый участник мог считать себя поднявшимся на целую ступень. Кроме шефа, конечно, у него звания и ордена совсем из другого списка. Так же, как впрочем, и наказания. Те же из его отряда, которые не участвовали в этом деле, по выражению глаз вернувшихся поймут, что и им перепадает часть славы успешно действующей банды.

- Варфоло-меина тебе привет передала. - вспомнил Тёртый.

- Мне? Привет? Путаешь. А ну, повтори точно!

На этот раз Тёртый не ошибся, вспомнил точно: "Боцману приветик".

- Боцман здесь больше никогда не появится, - повеселел Август, получивший новую информацию. - Что приветик через тебя передала, это она оплошку сделала. Меня не видела, потому что.

- А если бы увидела?

- Если бы взяла в рифму, говорить надо. Наверное, нас бы уже на шашлыки пустили. Или в суп. А может, подождали бы, в камерах подземных подкормили. Оставшихся в живых из нас. Байбака им дня на два хватит, не более.

Сашка стошнило, но он успел опростаться через опущенное стекло. Тёртый, сидевший справа, перехватил у горе-водилы руль, повёл сам, километр-другой, пока тот не кончил. Хорошо, движение на кольцевой было не пиковым. Ругать Сашка Август не стал, это сделает потом Тёртый сам, без напоминания. Высмеять салагу в банде - хорошая разрядка. И зарядка тоже, для будущего дела. Людоеды в Москве и её окрестностях должны были водиться, вероятность 0.65 из расчёта на пять миллионов концентрированного населения, почему-то врезалась эта цифра из бурсацких конспектов. Вмазал он версию своей банде с умыслом, чтоб не расслаблялись. И пусть знают, что он, Август, всё просчитывает.

Проблема Байбака должна была исчезнуть вместе с ним, но причина недовольства у главаря была. Крик, последний крик, который вырвался у Байбака, был непонятен для всех присутствующих, но был ой как понятен самому шефу. Покойник пытался выговорить слово "Семён". Семён - это было настояшее и полузабытое имя Августа. Неужели Байбак знал, кто он такой? Земляк поганый! Как это могло случиться? Где допущен просчёт? Как это может сказаться в будущем? Даже мёртвый, Байбак всё-таки создавал проблемы, даже мёртвый, сволочь.

Когда вернулись в дежурную резиденцию, Август первым делом вызвал Мизгиря и дал задание. Лямзя в своё время, три недели назад, сумел-таки выследить второе обиталище Байбака. Дважды провожал до самого подъезда, а вычислить квартиру... Ну, это уже просто. Плановая проверка паспортного режима во всём квартале, поиск перекрашенных чеченцев. Своя милиция в своём районе, задачка для пятиклассника. Там, на второй тайной квартире должна быть вся заначка Байбака. Формула прежняя: товар - деньги. Если был товар, а теперь нет? Эта операция тоже прошла чистёхонько, пригодились ключи из сумки, правда, спланировал и провёл её Мизгирь, у Августа были какие-то более важные дела. Опальный Сапожок сам напросился на вскрытие, колдовства со стороны мёртвого Байбака он уже не боялся.

Тёртый, который ходил на дело вместе с Сапожком, после сдачи кассы попросил у Мизгиря отгул. Отказать штатнику, дважды отличившемуся за один день, было нельзя. "Сабантуй сейчас будет, останься, пусть холостёжь на тебя хоть посмотрит", - пытался задержать его Мизгирь, но тот был непреклонен: "Лучше денег дай. Дай ещё. На чёрта мне эти явлинки. Алийки возьму, сойдут. Назарбайчиков не надо. О, и богданчики тоже возьму. Августу скажи, в пятницу с утра буду". Мизгирь денег дал, подкинул бульзе и вошиков, и лужков на всякий случай, но лицо его задеревенело, как у индейца. Не понимал, не любил Мизгирь эти голубые отлучки. Записал расходы в гроссбух, по каждой валюте отдельно.

Любаша принесла огромную коробку. Барби и её комната, море кукольных причиндалов, решилась всё-таки на эту покупку, деньги истратила почти все. Главное, что потом ещё прикупать можно, продавец именно этим соблазнил девчонку, поняв, что она с деньгами. Гости ушли. Ковра, на котором князь принуждал её играть роль деревенской когда ветреницы, а когда наивной пионерки, уже не было, но не это озадачило молодую. Не было никакого телефона, и Кропоткин никак не мог позвонить этому дядьке, для которого Любаша так хорошо постаралась. Как передать подарок? Соображай, ты же мужчина! Раскис весь...

Солнце давно зашло, старшой Стас снял охрану. Зелёное чудовище считало завершённый день удачным. Время обычных рационов кончилось, можно было оторваться. Стряпух не признавал никакие "отбойные молотки", как он с издевкой величал их, управлялся своей тяжеленной тростью, в которую было вделано выдвижное широкое колхозное лезвие. И обрушивал, и обколачивал. Никто другой не мог управляться с ней, все после пробы объявляли эту орудию неудобной, но старик привык. Помогали ему все. Собак кормили строго по очереди, и никто никогда не имел права пропускать её. Даже сама атаманша, которая сама сегодня и накормила псов. Они рвались из вольеров, почуяв свеженину. "Чужого просто разорвут", - привычно подумала она, распределяя среди своих любимцев внутренности. Ковёр она забрала себе, пластик и одежду сожгли в топке. Рагу было отличным - отметили все. Застолье постепенно превращалось в забутылье. "Отнеси батьке в вагончик", сказала она парнишке, который сегодня был первым номером на стрёме. Отец его, номинальный глава свалки, жил в одном вагончике, свою конторку держал в другом, больше всего на свете любил старо-липецкого рецепту самогон и всякую к нему жратву, больше всего на свете боялся собак в собственных вольерах, потому что ни разу их не покормил. Жратву и выпивку ему приносил сын, и родитель был доволен. Когда-то сорванец сбежал из дома, папка запил, но блудное отродье вернулось, приведя целую бригаду, да так и осталось на этой территории, умудряясь жить в норах, то есть в отрытых землянках. Родителя не приглашали в основном из-за сына, считавшего предка чересчур старомодным для такой тусовки, но предок и не возникал, потому что, придётся повториться, был доволен. За алкаша работал старикан, который был куда сдержаннее в выпивке. Ещё один персонаж, Варфоломей Спиридоныч, он же боцман, тоже присутствовал на пиру в виде черепа, из которого атаманша потягивала вонючий чудодейственный напиток. Холодильники вновь пополнились, но меню на завтра будет уже другим.